Философия       •       Политэкономия       •       Обществоведение
пробел
эмблема библиотека материалиста
Содержание Последние публикации Переписка Архив переписки

А.Усов

Ответ М.М.Галиеву

(статья первая)

          Я попытаюсь ответить прежде всего на вторую статью Галиева по той причине, что речь в ней идёт главным образом о самых простых и обыденных явлениях, для которых каждый находит более или менее удовлетворительное объяснение. Здесь всегда можно опереться на факты, на какие-то общепризнанные истины, словом, здесь есть почва для спора и возможность довести его до конца. И даже если сами спорящие так друг друга ни в чём не убедят (как правило, так оно и бывает), то посторонний наблюдатель всегда имеет возможность судить, кто более прав, кто ближе к истине. С чисто умозрительными вопросами дело обстоит сложнее и потому их обсуждение я оставляю на потом.

          Первое явление, которое следует обсудить — то, как складываются на рынке цены.

          Рынок — это множество независимых продавцов и покупателей. Каждый из них — со своими целями, потребностями, привычками, прихотями, каждый отстаивает свой эгоистический интерес, словом, каждый сам за себя. Казалось бы, рынок — это само отрицание какой-либо согласованности, единства, вообще чего-либо ОБЩЕГО. Это должно отражаться и на ценообразовании, цены должны "расползаться", "разъезжаться" в стороны. Диспропорции цен на товары разных отраслей производства, разные цены на один и тот же товар — всё это, казалось бы, должно быть нормой рынка. Но в действительности всё обстоит обратным образом. Рыночная анархия порождает согласованность и упорядоченность: цены не просто согласуются, выравниваются, они начинают колебаться вокруг какого-то среднего уровня, так, что если какая-либо внешняя случайная сила отклоняет их в ту или иную сторону, возникает какая-то другая сила, возвращающая их к прежнему "нормальному" уровню. Спрашивается: как и почему это происходит?

          В самом общем виде ответить на этот вопрос просто. Как вообще устанавливается равновесие в какой-либо системе? Возьмём маятник: груз, подвешенный на нити. Имеем две силы: силу тяжести и силу натяжения нити. Пока эти силы уравновешивают друг друга, никакого движения не возникает. Но стоит нам внешним усилием отклонить маятник, между названными силами возникает угол, отличный от 180o, следовательно, возникает их равнодействующая, отличная от 0. Она-то и возвращает маятник в прежнее состояние. Однако маятник по инерции "пробегает" точку равновесия, вновь возникает равнодействующая, но уже в противоположном направлении. Под её воздействием вновь начинается движение маятника к точке равновесия и т.д. Таким-то образом, посредством ряда колебаний, состояние равновесия в конце концов и восстанавливается. Отсюда вывод: для того чтобы система пришла в равновесие, необходимо, как минимум, две силы, которые уравновешивали бы друг друга, а ещё необходимо, чтобы вообще существовала возможность какого-либо движения, некая степень свободы, то есть чтобы силы могли изменяться относительно независимо друг от друга по величине и (или) направлению.

          В экономике имеются два фундаментальных явления и, соответственно, две силы: производство и потребление, потребительная стоимость и трудовая стоимость, спрос и предложение. В то же время, рыночная свобода как раз и есть свобода потребления и производства. По этим причинам в рамках рыночной системы могут возникать взаимосвязанные или взаимозависимые колебания как производства, так и потребления, — с одной стороны, с другой же стороны — вся система в целом "стремится" к некой точке равновесия между производством и потреблением, в которой указанные колебания затухают. Всё это и происходит в действительности.

          В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, но не в теории Маркса. Маркс говорит: потребительная стоимость есть совокупность материальных полезных свойств товара. То есть она не существует как экономическое явление, как именно СТОИМОСТЬ. То есть одну из сил, благодаря которым в экономической системе возникают колебания и возможно равновесие, Маркс выводит за рамки экономики. Следовательно, делаю я вывод, в системе Маркса НЕВОЗМОЖНЫ ни колебания экономических факторов, ни равновесие между ними. И вывод этот, по-моему, неизбежен.

          Вновь возьмите маятник, уберите груз с нити, предположите, что и сама нить не имеет никакого веса — что будет? Маятника не будет! Отклоните нить на любой угол — она так и "повиснет" в этом состоянии, ничто не приведёт её в прежнее вертикальное положение.

          Нечто подобное, утверждаю я, и произойдёт с рынком, если его мыслить по-марксистски. Как только мы мысленно устраним спрос и потребительную стоимость, так всякое движение цен прекратится, вернее, оно будет продолжаться, но уже как чисто стихийное движение. Даже единая цена на один и тот же товар станет невозможной, а если и возникнет, то чисто случайно, не по законам рынка, а по законам вероятностей, и столь же случайно, уже в следующее мгновение перестанет существовать...

          Всё это я и утверждал — но только другими словами — в статье о стоимости. Галиев приводит соответствующую цитату из указанной статьи и... странным образом со мною соглашается!

          "При обмене товарами цены этих товаров никогда не стремятся к их стоимостям, то есть стоимость товара не есть тенденция или точка равновесия."

          Но именно это я и утверждал! Тем не менее, Галиев почему-то заключает, что

          "Усов не совсем верно понимает трудовую теорию стоимости."

          Но я, по крайней мере, понимаю, и в этом уже убедился читатель, что с точки зрения трудовой теории невозможны ни правильные колебания цен, ни тенденция, ни точка равновесия этих колебаний — я понимаю это и утверждаю: это противоречит действительности, ибо в действительности мы видим, что движение цен имеет тенденцию к каким-то уровням, видим как устанавливается равновесие и проч. Галиев — же утверждает: трудовая стоимость СООТВЕТСВУТ действительности, ибо и в действительности НЕТ никаких колебаний, точек равновесия и проч., — утверждает это и немедленно приводит пример, доказывающий ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ:

          "Аксиома данной теории состоит только в том, что стоимость товара есть количество затраченного труда, то есть стоимость формируется в процессе производства. Обмен же данного товара происходит на рынке, где кроме данного товара присутствует множество аналогичных товаров со своими стоимостями. Допустим, товар А произвели три производителя: 1, 2 и 3. Стоимость товара А1 равна 10 раб. часам, товара А2 — 20 раб. часам, а товара А3 — 30 раб. часам. По какой цене произойдёт обмен всех этих товаров (ведь их цена, естественно, должна быть единой)? Возьмём за цену обмена цену, равную стоимости товара А1. Тогда все товары будут обменены по цене 10 раб. часов, и общая покупка составит 30 раб. часов (количества товаров тут нам пока не важны, а потому все их можно принять за единицы). Но такой обмен будет неэквивалентным, поскольку общая стоимость этих товаров 60 раб. часов, а обменены они на 30 раб. часов. То же самое, только неэквивалентностью в другую сторону, произойдёт при обмене товаров по цене 30 раб. часов. При общей стоимости в 60 раб. часов обмен будет произведён на 90 раб. часов. Эквивалентным обмен будет только при цене 20 раб. часов... Именно эту цену обмена товара в нашем примере (или, иначе говоря, среднюю стоимость товаров) Маркс и называл общественно необходимой стоимостью товара. И нет никакой тенденции или колебания вокруг этой стоимости."

          По сути дела, Галиев только что обрисовал, как происходят колебания в экономике, но при этом приложил все силы к тому, чтоб СКРЫТЬ эти самые колебания. Почему товар не может продаваться по цене 10 р.ч.? Потому, что такой обмен будет неэквивалентным, утверждает Галиев. Ну и что? Чем это плохо? Тем, ОБЯЗАН был утверждать Галиев, что при такой цене те производители, трудовые затраты которых превышают указанную цену, неминуемо разорятся. — А что в этом плохого, вновь спрашиваю я? Пусть и разорятся, кому какое до этого дело? — "Такое дело", опять же ОБЯЗАН был ответить Галиев, что в результате их разорения предложение товара сократится, соответственно СПРОС со стороны ПОТРЕБИТЕЛЕЙ останется частично или в значительной мере неудовлетворённым, то есть ВОЗРАСТЁТ, что вызовет ТЕНДЕНЦИЮ к повышению цены на товар. Она может не просто повыситься, она может "взлететь" настолько, что намного превысит 30 рабочих часов; это значит, что уже не трое, но десятки производителей начнут производить этот товар; последнего, возможно, будет произведено столько, что предложение превысит спрос и тогда произойдёт падение цены и т.д., — и все эти процессы будут продолжаться до тех пор, пока не установится РАВНОВЕСИЕ между спросом и предложением, трудовыми затратами и степенью потребности в товаре. Таким образом, получаем всё, что требовалось доказать: ПОТРЕБНОСТЬ, СПРОС, ТЕНДЕНЦИЮ цены, ТОЧКУ РАВНОВЕСИЯ между производством и потреблением. Но Галиеву НЕ НУЖНЫ все эти явления, он не желает их замечать и доказать он пытался нечто совсем другое. Поэтому в своём объяснении он старательно избегал роковых слов "потребность", "потребитель", "спрос" и т.д. и ИМЕННО ПОЭТОМУ его объяснение получилось неудовлетворительным. Он попросту ВЫСЧИТЫВАЕТ некую среднюю цену товара и ЗАВЕРЯЕТ нас, что такой именно она и будет в действительности. Однако на главный вопрос ПОЧЕМУ и КАК это произойдет и кому какое дело на рынке до его расчётов — этого он нам не объяснил, то есть НИЧЕГО не объяснил.

          "Главное, что тут надо понять, — пишет Галиев, — это то, что стоимость возникает в процессе производства, а в процессе обмена цена товара так или иначе "корректирует" сию стоимость."

          Правильно, это и есть главное, что нужно понять, ибо в этом и состоит ГЛАВНАЯ ошибка трудовой теории. И ошибку эту невозможно устранить, не разрушая самой теории. Ошибку эту можно лишь замаскировать фальшивыми словечками вроде "корректирует". Если некая величина СУЩЕСТВУЕТ и изменяется по воздействием того или иного фактора в НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫХ пределах, то лишь в таком случае мы можем говорить, что данный фактор КОРРЕКТИРУЕТ эту величину. Если же он её "корректирует" таким образом, что величина может стать КАКОЙ УГОДНО, может вообще перестать существовать, то это уже не "корректирует"; здесь мы обязаны сказать: фактор ОПРЕДЕЛЯЕТ величину.

          "Ещё раз повторяю, что стоимости созидаются в процессе производства, независимо от дальнейшего пути товара на рынок. А уж как там поведут себя цены — это зависит совсем от других факторов."

          Не надо повторять, надо доказывать. В процессе производства созидаются ЗАТРАТЫ, с одной стороны, и ТОВАР — с другой. Затраты УЖЕ ничего не стоят, товар ещё ничего не стоит. Затраты — это стоимость уже утраченная, товар — стоимость ещё не полученная. Товар должен быть продан, затраты должны окупиться, то и другое как раз и происходит на рынке, то есть стоимость "созидается" именно на рынке, а не в процессе производства.

          Согласно Галиеву, хотя ему самому этот вывод почему-то не приходит в голову, любая "контора", которая производит хоть что-нибудь, хотя бы какие-нибудь "рога и копыта", является курицей, несущей золотые яйца, ибо она производит стоимость. Но я указываю на любой обанкротившийся завод и спрашиваю: почему он обанкротился, ведь он же, по теории Галиева, созидал СТОИМОСТЬ? Как может потерять стоимость (нередко ВСЯКУЮ стоимость) то, что СОЗИДАЕТ эту стоимость? — Вот на вопросы какого рода и должен ответить нам Галиев. В том-то всё и дело, что трудовая теория стоимости не может объяснить, как частично мы в этом уже убедились, самых элементарных явлений рынка. Поэтому на этом ЭЛЕМЕНТАРНОМ уровне и следует остановиться и разобраться с главными и простейшими вопросами и явлениями.

          Но Галиев занят чем-то другим. Не разобравшись с ценообразованием одного товара, он начинает складывать цены и стоимости ВСЕХ товаров, воспроизводит марксистское положение о равенстве того и другого, а потом рассуждает о том, что следует абстрагироваться от частностей и сосредоточиться на общих закономерностях и т.п. Не ведаю, для чего все это говорится. По-моему, речь с самого начала только и идёт об ОБЩИХ и простейших "закономерностях". Давно пора уже расставить все точки над i, а не предаваться арифметическим или философским изысканиям.

          "Маркс... сначала... абстрагируется от всех влияющих на цены товаров факторов — таких, как мода, финансы, государство и другие."

          Вот это уже ближе к делу. Очень важно выяснить, от чего же абстрагируется Маркс. Он абстрагируется не только от моды, финансов, государства. Он абстрагируется ещё и от потребностей не только "модных", но и ВСЯКИХ: например, от потребности в жилье и одежде, от жизненно важных потребностей пить и есть, от ПОТРЕБНОСТИ ЖИТЬ, в конечном итоге. Не кажется ли вам, что это уже слишком? От той или иной потребности ещё можно абстрагироваться, но как можно абстрагироваться от потребностей ВООБЩЕ? Что это за существо такое, которое производит, но не потребляет? Это даже и не машина, поскольку даже машина "нуждается" в каких-то деталях и материалах. Человек без потребностей, стоимость без потребительной стоимости, предложение без спроса — всё это ФИКЦИЯ, придуманная Марксом, причём одна и та же фикция, только по-разному сформулированная. Это самая первоначальная и наиболее вопиющая ЛОЖЬ его системы. И сколько бы мы ни уточняли и ни "корректировали" эту изначальную ложь его теории, мы тем самым будем лишь бесконечно пережёвывать эту ложь, что вовсе не приблизит нас к истине.

          На элементарном уровне НЕ ПОНЯТЬ всего этого НЕВОЗМОЖНО. Но Галиев не пытается (или не рискует?) "опускаться" до этого уровня, хотя к этому вроде бы и призывает. Он пишет не о потреблении и труде, но об обмене, цене и стоимости. Впрочем, и на этом уровне всё просто и ясно, но здесь уже появляется возможность путаться и лукавить. Именно этим занятиям и предаётся Галиев, причём в какой мере он путается, а в какой лукавит — не берусь судить. Вот как он рассуждает:

          "... процесс обмена и не надо мыслить как тенденцию. Процесс обмена — это прежде всего сравнение, это "измерение". С таким же успехом можно и измерение длин, то есть сравнение разности пространственных координат (положений), считать тенденцией. Тенденция есть направление какого-либо процесса. Обмен же ни к чему не стремится. Он просто происходит..."

          Любое сравнение, измерение — это процесс чисто количественный, когда сравниваются качественно однородные параметры...

          Возьмём такой пример. Мне нужно знать расстояние от Казани до Москвы. Имеет ли значение потребность в данном знании для самого процесса измерения? Возможно, эти сведения нужны мне для сравнения удалённости Казани и Саратова от Москвы или для того, чтобы рассчитать количество дней путешествия пешком от одного города до другого, или я собираюсь эти сведения продать иностранной разведке. Но вне зависимости от того, для чего мне надо знать, каково расстояние между этими городами, сам процесс измерения зависит лишь от меры длины. В метрах это расстояние будет равно 800.000, а в попугаях — 2.400.000.

          Точно так же и для обмена нет никакой разницы, для чего, собственно, я обмениваю товар..."

          Так рассуждает Галиев. Процесс обмена — измерение. Спасибо за удачный пример. Именно этот пример и показывает, что обмен — не измерение.

          Расстояние от А до В не изменяется от того, измеряет его кто-либо или нет. Процесс измерения есть ПО СУТИ процесс СРАВНЕНИЯ величин, между которыми нет никакого отношения. "Тенденция есть направление какого-либо процесса". Правильно, поэтому сравнение ПО СУТИ не есть ТЕНДЕНЦИЯ. Однако... давайте подумаем, так ли уж всё просто с измерением? Имеет ли потребность в измерении какое-нибудь значение для самого процесса измерения, спрашивает Галиев? Разумеется, ИМЕЕТ! Во-первых, если бы НЕ НУЖНО было измерять, тогда никто бы и не измерял. Во-вторых, одно дело, если расстояние между Москвой и Казанью я намерен преодолеть "по прямой" на самолёте, другое дело — если "по кривой" на автомобиле — в том и другом случаях я буду измерять это расстояние по-разному, при помощи разных карт и используя разные приёмы. Наконец необходимая, то есть "ПОТРЕБНАЯ" точность измерения самым существенным образом определяет процесс измерения. Это ещё не всё, но и этого достаточно, чтоб понять, что ДАЖЕ на процесс измерения ПОТРЕБЕНОСТЬ в измерении оказывает существенное влияние. (Как неудачно Галиев приводит свои примеры: любой из них можно легко обратить против него же... и против МАРКСА!)

          Ясно, что если даже с измерением дело обстоит достаточно сложно, то с обменом оно обстоит ещё сложнее. Почему, вообще, производитель выносит свой товар на рынок? Он произвёл, как уверяет нас Галиев, СТОИМОСТЬ — что может быть лучше? Что ещё ему (производителю) нужно? Ему, что же, необходимо ИЗМЕРИТЬ произведённую стоимость? Для этого не нужен рынок. Пусть справится у своего бухгалтера, тот назовёт ему точную цифру, чего и сколько произведено в штуках, метрах, килограммах и рублях. Ради этой цели рынок не нужен. Для чего же он тогда нужен? Для того, чтобы реализовать произведённую стоимость. Это только Галиев с Марксом думают, что производитель произвёл стоимость, сам же производитель убеждён, что в процессе производства стоимость он ЗАТРАТИЛ. И теперь эти затраты должны окупиться, и окупиться, по возможности, с лихвой. Для этого нужно реализовать произведённый товар. РЕАЛИЗОВАТЬ — вот тот счастливый термин, который уже обыденное сознание находит, чтоб выразить СУТЬ ДЕЛА. РЕАЛИЗОВАТЬ, а не ИЗМЕРИТЬ стоимость — вот что нужно производителю. СТОИМОСТЬ на рынке не ИЗМЕРЯЕТСЯ, она РЕАЛИЗУЕТСЯ. Рынок есть процесс СТАНОВЛЕНИЯ стоимости, стоимость на рынке ВОЗНИКАЕТ, — вот чем именно мой взгляд на обмен отличается от марксова, согласно которому стоимость в процессе обмена именно и только лишь ИЗМЕРЯЕТСЯ.

          Ясно, что для того чтобы избавиться от колебаний, тенденций, равновесия, противоречий и т.п. "прелестей" рынка, Галиеву необходимо избавиться от потребительной стоимости — это она вносит смуту, неопределённость, превращает арифметику рынка — в алгебру, а то и в высшую математику. С ней, с потребительной стоимостью уже и Маркс намучился. Нынешние же марксисты вместо того чтоб извлечь урок из его печального опыта, продолжают этот опыт, то есть продолжают мучиться.

          "По Марксу, на рынке обмениваются товары, у которых имеются потребительные стоимости, но в самом процессе обмена данные стоимости не участвуют. Маркс вовсе не выбрасывает потребительскую стоимость, как утверждает Усов. Маркс каждый параметр определяет в свой процесс."

          А я нигде и не утверждаю, что Маркс выбрасывает потребительную стоимость, я утверждаю, что Маркс выбрасывает названную стоимость ИЗ ПРОЦЕССА ОБМЕНА, с чем согласен, как может убедиться читатель из только цитированных слов, и сам Галиев. Что ещё, в самом деле, может означать его фраза: потребительные стоимости в самом процессе обмена не участвуют?

          Далее начинаются муки Галиева с потребительной стоимостью. Но муки эти оказались не напрасны, ибо в них родилось нечто новенькое:

          "Потребительная стоимость возникает только после обмена товарами, перед потреблением предмета, но никак не в самом обмене... до момента обмена продукт не имеет никакой потребительной стоимости. Она не появляется у продукта до пор, пока он не окажется в руках потребителя именно данного товара."

          Вот лежит на прилавке яблоко: сочное, румяное, явно сладкое на вкус — разве оно не обладает потребительной стоимостью? Обладает, говорю я, если имеется покупатель, пожелавший его купить. Обладает, соглашается со мной Маркс, но приводит для этого другие причины: потому обладает, объясняет он, что материальные свойства яблока способны удовлетворить какие-то потребности человека. НЕ ОБЛАДАЕТ! — заявляет Галиев. — Почему?, — недоумеваем мы с Марксом. — Потому, отвечает Галиев, что

          "...она не появляется у продукта до пор, пока он не окажется в руках потребителя именно данного товара."

          То есть пока не начнётся процесс потребления. То есть я как потребитель не только должен предъявить спрос на яблоко, не только должен купить, но и должен спрятать его в карман, а может, ещё и надкусить — только тогда возникнет пресловутая потребительная стоимость. Вот это и есть нечто новенькое. Я мыслю потребительную стоимость как СТОИМОСТЬ, то есть как некое ИДЕАЛЬНОЕ отношение между вещью и человеком. Маркс мыслит потребительную стоимость как совокупность материальных полезных свойств товара, то есть мыслит стоимость как материальную ВЕЩЬ. Галиев мыслит ту же стоимость уже как процесс потребления (спасибо, что не пищеварения). То бишь если Маркс выпроваживает потребительную стоимость за двери экономики, то Галиев спускает её с лестницы. Маркс мыслит в этом вопросе плохо, Галиев — ещё хуже.

          Немудрено, что в конце концов Галиев приходит к следующему:

          "В общем, на самом деле, по Марксу, обменивается вовсе не труд на труд — как ловко передёргивает Бём-Баверк — а товар на товар."

          Это уже называется: опять двадцать пять, за рыбу — деньги! ВСЕМ известно, что на рынке обменивают товар на товар (посредством денег). Вопрос был именно в том, что же происходит при этом обмене, что, собственно говоря, обменивается? Как можно обменивать вещи, которые ни в каких отношениях заведомо не равны друг другу? Маркс утверждает: нет, товары "равны" — они все суть продукты труда. Это обстоятельство делает возможным сам обмен и, соответственно, в процессе обмена обмениваются равные или неравные доли труда. (Эту мысль Маркса и "передёргивает" Бём-Баверк.) Я говорю: товары "равны" не только в том отношении, что они — продукты труда, но и в том, что удовлетворяют ту или иную потребность, то есть обладают потребительной стоимостью. Странным образом Галиев не замечает всего этого "движения мысли" и, словно проснувшись, заявляет: "обменивается товар на товар"!

          Затем Галиев своим примером с лестницей начинает долго объяснять, что количественно сравниваться могут лишь качественно однородные сущности. К чему всё это говорится — опять не понимаю... Впрочем, понимаю.

          Галиев всё никак не может разделаться с потребительной стоимостью. Он перечисляет различные способы употребления или использования товара и находит, что ни один из них не имеет отношения к обмену. Правильно. Но из этого Галиев делает вывод, что ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ не имеет отношения к обмену. При чём здесь, спрашивается, потребительная стоимость? При том, что Галиев, как мы уже в этом убедились, СМЕШИВАЕТ потребительную стоимость с процессом потребления или использования товара, — потому-то она у него и оказывается за пределами обмена. Таким образом, Галиев сначала ВЫТАЛКИВАЕТ потребительную стоимость за рамки обмена, затем пытается НАЙТИ её в обмене, — и, разумеется, не находит, а затем констатирует: смотрите-ка, её там действительно нет!

          "...Потребительная стоимость к самому процессу обмену не имеет прямого отношения."

          Оставим пока в стороне потребительную стоимость. Возьмём любимую стихию марксистов — труд. Какое отношение ТРУД имеет к обмену? Как можно обменять труд, затраченный на издание книги, на труд, связанный с процессом самогоноварения (если обменивается книга на выпивку)?; как можно обменять труд музыканта на труд врача, труд врача, на труд грузчика и т.д.? Ведь всё это качественно различные виды труда, количественно они не могут быть соизмеримы. Из этого затруднения марксисты легко находят выход: они абстрагируются от качества различных видов труда и приходят к единому, качественно однородному понятию абстрактного труда. Но почему, спрашивается, мы не можем проделать ту же операцию в отношении потребностей и прийти к понятию абстрактной потребности? НЕВАЖНО для чего вам нужна вещь, НЕВАЖНО как вы её намерены потребить или использовать — важно то, что она НУЖНА вам, вы испытываете ПОТРЕБНОСТЬ в ней и не просто испытываете, но готовы что-то делать, работать, платить деньги и т.д. ради удовлетворения этой потребности, то есть эта потребность является реальным экономическим фактором. Вот это и есть понятие абстрактной потребности. Что во всём этом таинственного, что непонятного? Люди уже воздухом... да что воздухом, чёрт знает каким ВЗДОРОМ и БРЕДОМ научились ТОРГОВАТЬ, а марксисты всё ещё не могут понять, что потребность тоже чего-то стоит, может быть куплена, продана и т.п., и всё ещё доказывают нам "по-учёному", что потребительная стоимость не имеет отношения к обмену!

          Таким образом, вещь обладает стоимостью не только трудовой, но и потребительной. Таким образом, товар, с точки зрения стоимости, есть не определённое количество овеществлённого труда, он есть противоречие стоимости, или, вернее, стоимость товара существует как противоречие трудовой и потребительной стоимостей. Поэтому и сам обмен есть противоречие, то есть именно ПРОЦЕСС СТАНОВЛЕНИЯ стоимости, а не ИЗМЕРЕНИЕ неизменных и уже существующих величин. Поэтому арифметики недостаточно, чтобы понять этот процесс, нужна алгебра... да и её недостаточно, нужна ДИАЛЕКТИКА.

          "...обмен не стоит "мыслить" как тенденцию, — говорит Галиев, — ... и "как ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ качественно противоположных сил" его тоже не следует "мыслить".

          "Не стоит... не следует..." Да никак иначе его НЕВОЗМОЖНО мыслить! Если потребность не имеет отношения к обмену, то потребителю НЕЗАЧЕМ идти на рынок и что-то там обменивать; если производитель ПРОИЗВОДИТ стоимость, то ему не нужен рынок, чтоб её РЕАЛИЗОВАТЬ (ибо как и зачем реализовывать то, что произведено, то есть уже реализовано?); если "стоимость... есть мера обмена, которая зависит от всеобщих затрат труда, но не от потребительной стоимости", то тогда вместо тенденции цен получим ХАОС цен так, что даже один и тот же товар будет продаваться по разным ценам на одном рынке и т.д. и т.п. То бишь если представлять рынок по-марксистски, то тогда становится невозможным объяснить САМ ФАКТ существования рынка и самые элементарные происходящие на нём явления.

          "Теперь рассмотрим загвоздку, возникающую у Усова при рассмотрении товара, который не обменивается."

          Давайте рассмотрим. Галиев приводит мой пример с сапогами и неожиданно "резюмирует":

          "Как можно видеть, Усов опять ведёт речь вовсе не о стоимости, а о цене."

          Откуда это "можно видеть"? Усов ведёт речь вовсе не о цене, а именно о СТОИМОСТИ. И не только Усов, но также и сам Маркс.

          Открываю "Капитал", первую главу, в которой Маркс даёт своё определение СТОИМОСТИ, и на стр. 49 (Собр. соч. т. 23) читаю:

          "...вещь не может быть СТОИМОСТЬЮ, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на неё труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой СТОИМОСТИ."

          Вот эту-то мысль Маркса я и иллюстрирую своим "сапожным" примером и именно в этом пункте мы наконец добираемся до самого главного.

          Маркс говорит: абстрактный труд есть субстанция стоимости; стоимость товара определяется количеством воплощённого в нём абстрактного труда. Потом добавляет: если товар бесполезен, то труд "не считается" за труд и товар ничего не стоит... И вот тут-то я говорю: СТОП! КАК это труд "не считается" за труд? Процесс труда уже завершился, какое-то количество труда уже затрачено; допустим, затрачено Х (как определяется это Х, — как некая средняя величина или ещё как-то — неважно). Теперь же Маркс говорит: это Х = 0! Как, почему? Это что за арифметика такая? Была величина — и нет величины! Да если бы речь шла только об арифметической задачке. Затраты-то труда по-прежнему существуют как материальный ФАКТ! Как мы можем этот факт перестать "считать" за факт?

          По моему убеждению, из этого затруднения существует ТОЛЬКО ОДИН выход, причём выход ЭЛЕМЕНТАРНЫЙ. Труд перестаёт существовать не как ТРУД, а как СТОИМОСТЬ. Проще говоря, труд перестаёт чего-либо стоить, утрачивает стоимость. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, труд, как и ЛЮБОЙ ТОВАР, в зависимости от обстоятельств, может чего-то стоить, а может ничего не стоить, но НИ В КАКОМ случае он не является ни стоимостью, ни субстанцией стоимости. Иначе говоря, труд может обладать стоимостью или не обладать ею, но он не тождественен стоимости. Труд как субстанция стоимости есть очередная ФИКЦИЯ Маркса. — Вот вам вся критика трудовой теории стоимости в самом сжатом изложении.

          Галиев, очевидно, НЕ ПОНЯЛ ни меня, ни Маркса, и не потрудился даже перечитать первые несколько страниц "Капитала", прежде чем взяться за свою статью. Поэтому он и говорит о ценах, о том, что они могут быть высокими и низкими, о сумме цен, о каких-то молекулах, энергии и т.д. и т.п. — словом, о чём угодно, но только не о том, о чём следовало бы говорить. И тем не менее приходит к выводу, что "претензии Усова к Марксу... необоснованны." Я, в свою очередь, оставляю всё это без внимания, как совершенно не относящееся к делу.

          Наконец, последний вопрос, связанный с теорией стоимости, вопрос уже не принципиальный и мало интересный. Известно, что существует множество товаров, не произведённых трудом, но, тем не менее, обладающих стоимостью. Ясно, что этот факт противоречит трудовой теории стоимости. Маркс факт этот признаёт, но при этом, если можно так выразиться, уходит в "глухую" защиту: он объявляет все такие товары исключением из правила. Приём в данном случае весьма сомнительный, но ПРИНЦИПИАЛЬНО против него возразить нечего. Вот, собственно, и всё, что можно сказать по этому вопросу.

          Поэтому мне непонятно, зачем Галиев уделяет ему столь много времени и места. При этом он, кажется, пытается доказать, что стоимость даже и не произведённых трудом вещей определяется количеством труда, затрачиваемого на организацию использования этих вещей (случай с водопадом). То есть пытается НЕТРУДОВЫЕ стоимости свести-таки к трудовым затратам. Разумеется, решить эту задачу можно лишь посредством путаницы и софистики. В обсуждение всего этого я опять-таки не вдаюсь — не вижу смысла. Если уж сам Маркс признаёт существование нетрудовых стоимостей и находит удовлетворительный способ "разделаться" с ними, то на этом, кажется, можно и поставить точку. Труды Галиева напрасны. Совсем необязательно быть марксистом большим, чем сам Маркс.

          Перехожу теперь к теории обмена.

          "Так что же смутило здесь автора статьи? А то, что, по его мнению, "РАБОЧУЮ СИЛУ нельзя ни купить, ни продать."

          Неправда, не это "смутило" "автора статьи". Кажется, все согласны, по крайней мере теоретически, что рабочий при капитализме СВОБОДЕН. С другой стороны, ясно, что эксплуатация, то есть отчуждение большей или меньшей части собственности рабочего без адекватного её возмещения, возможна лишь при посредстве насилия в той или иной его форме. Поэтому, если рабочий при капитализме эксплуатируется, то он более или менее НЕСВОБОДЕН. Отсюда вопрос: каким образом рабочий может быть свободным, будучи несвободным, и наоборот? — Вот что меня смущает, вот к чему сводится суть первой моей статьи.

          Маркс разрешает это противоречие тем, что посредством понятия "рабочая сила" разрывает процессы обмена и производства. И у него получается, что пока рабочий заключает с капиталистом договор о найме, он свободен, но как только он приступает к работе, он становится "наёмным рабом". — Вот другой повод для "смущения".

          Вместо того чтоб попытаться распутать эти противоречия, Галиев уводит обсуждение в сторону, для чего выдвигает софизм:

          "... при совершении любой покупки покупатель получает именно возможность чего-либо. Например, рабочий покупает хлеб не потому, что он реален (мало ли реальных вещей), а потому, что хлеб может удовлетворить потребность человека в еде. Это её возможность. Человек обладает таким замечательным свойством, как предвидение. Именно благодаря ему он может позволить себе купить потенцию чего-либо...

          Капиталист, приобретая станок, заранее предвидит его использование. Он покупает возможность работы данного станка. Именно возможность, а не сам процесс его работы. Точно так же и потребитель покупает возможность потребления хлеба, а не сам процесс потребления. А потому покупка рабочей силы как возможности процесса труда рабочего не должна никого смущать. Покупается не труд, так как труд — это процесс, а процесс нельзя купить (обменять). Покупается потенциальный труд, то есть носитель этой возможности трудиться."

          Всё верно, никто не поедает хлеб прямо у хлебного прилавка, свой труд рабочий не может завернуть в бумажку и передать капиталисту. Можно ещё привести пример, когда купец покупает у фермера будущий, то есть ещё не существующий урожай и массу других подобных примеров. Во всех этих случаях продаётся не реальный, а возможный товар, возможный труд, и в этом смысле РАБОЧАЯ СИЛА. Но в том-то всё и дело, что у Маркса рабочая сила фигурирует совсем НЕ В ЭТОМ смысле.

          Представим себе на мгновение, что купленный хлеб оказался дрянным, урожай — сгнил на корню, рабочий — оказался никуда не годным и ни на что неспособным работником, — и что во всех подобных случаях происходит? Начинается СКАНДАЛ, покупатель тащит продавца в суд и т.д. Так или иначе сделка признаётся недействительной, покупателю возвращают его деньги, да ещё, может быть, возмещают какой-нибудь моральный ущерб. И никто не позволяет одурачить себя попыткой РАЗОРВАТЬ возможность и реальность товара. Как бы, например, посмотрели на продавца, который в ответ на упрёки в низком качестве хлеба вздумал бы возражать покупателю: "Ты ВИДЕЛ, ты ДЕРЖАЛ В РУКАХ то, что покупал — вот за это ты и заплатил. Чего тебе ещё? Зачем ты вздумал ещё и ПРОБОВАТЬ НА ВКУС этот хлеб, разве я тебе говорил, что его можно есть, разве на нём написано, что его можно есть?" Даже в наше время всевозможных обманов и надувательств подобный фокус не прошёл бы.

          Что же из этого следует? То, что если потребительные свойства товара реализуются не в акте обмена, а после того, как он произошёл, то это — технически неизбежный факт, не имеющий, однако, никакого ЭКОНОМИЧЕСКОГО значения. Продают и покупают возможный товар, но эта возможность НЕОБХОДИМО ДОЛЖНА реализоваться. Если же этого не происходит, то сделка считается недействительной. Следовательно, продаётся возможный ТОВАР, а не ВОЗМОЖНОСТЬ товара, возможный ТРУД, а не ВОЗМОЖНОСТЬ труда, то есть не РАБОЧАЯ СИЛА в СМЫСЛЕ МАРКСА.

          В том-то всё и дело, и я говорил об этом в статье, что Маркс РАЗРЫВАЕТ понятия труда и рабочей силы. Поэтому последняя становится не возможным ТРУДОМ, а ВОЗМОЖНОСТЬЮ труда, которая почему-то САМА ПО СЕБЕ, безо всякого отношения к реальному труду должна интересовать капиталиста, и он должен платить за неё.

          Рабочая сила в смысле Маркса — далеко не невинный термин, который сплошь и рядом можно встретить как в экономической литературе, так и в обыденной жизни. Так, как использует этот термин Маркс, его не использует никто. Рабочая сила у Маркса — это такая способность к труду, которая по стоимости не имеет НИКАКОГО отношения к реальному процессу труда. Рабочий может получать сколь угодно мало, а работать сколь угодно много, — его зарплата ВСЕГДА будет возмещать ему расходование его рабочей силы, — вот вопиющая нелепость марксовой теории обмена; как такое может быть? — никому не понятно ни в жизни, ни в теории. Рабочая сила, понимаемая по-марксистски, есть ещё одна ФИКЦИЯ Маркса, которая не объясняет действительность, но извращает её.

          Вместо того чтоб избавиться от этой очередной лжи, Галиев всеми способами пытается выдать её за правду. Впрочем, способ у него всего лишь один и он нам уже известен: представить дело так, что использование, потребление товара, вообще потребность в товаре не имеют отношения к обмену и стоимости товара.

          "...капиталисту нужно организовать производство... для этого нужно купить элементы производства... труд — это расход энергии рабочего... труд... участвует в производстве..." и т.д. и т.п.

          К чему всё это говорится? Галиев не развивает Маркса и не разрешает противоречий марксистской теории. Равным образом, он не отвечает на мою критику. Он просто воспроизводит марксистскую путаницу в этом вопросе, пытаясь схоластически замять, затушевать его суть. Я на нескольких страницах доказываю, что труд может и должен оцениваться, как и всякий товар, что рабочая сила в отрыве от реального труда — бессмыслица, что на практике никому и в голову не приходит рассматривать первую отдельно от последнего, что эквивалентный обмен исключает возможность эксплуатации и т.д. и т.п. Галиев выслушивает всё это и "возражает":

          "...капиталист предполагает использовать рабочего несколько дольше (или интенсивнее) и получить стоимости немного больше, чем он отдаст последнему в виде зарплаты."

          Этак ведь можно бесконечно спорить... Впрочем, я, кажется, ошибаюсь: намечается сдвиг, сейчас мы узнаем нечто интересное.

          В своей статье я задаю вопрос: как рабочий может мириться с тем, что отдаёт капиталисту в виде труда больше, чем получает от него в виде зарплаты? Что заставляет его мириться с этим? По мнению Галиева, вот что:

          "...во-первых, капиталист является собственником средств производства, следовательно, с мнением этого собственника рабочему приходится считаться (напомню, что капитализм как строй и характеризуется наличием частной собственности на средства производства), тем более, что интересы капиталиста поддерживаются всей мощью государственного аппарата."

          Если мы договорились, что рабочий и капиталист равны и свободны (Маркс исходит именно из этого, я в своей статье тоже постоянно имею это в виду, и Галиев против этого ни разу не возразил), то "мощь государственного аппарата" здесь совершенно ни при чём. По этой же причине и то обстоятельство, что капиталист — собственник средств производства, ничего не объясняет. Капиталист — собственник средств производства, рабочий — собственник рабочей силы; как собственники они равны. Труд также необходим для производства, как и средства производства. Поэтому, если рабочему приходиться считаться с мнением капиталиста, то и капиталисту — с мнением рабочего. Таким образом, первый довод Галиева — мимо кассы. Идём дальше:

          "Во-вторых, в реальной жизни часть своего труда рабочий отдаёт не только капиталисту, но и, например, педагогам, врачам..."

          А врачи и учителя — они что, ничего не отдают рабочему? Они что же, тоже нахлебники на его шее, тоже кровопийцы-эксплуататоры? Элементарное здравомыслие требует признать, что врачи, учителя — тоже работают и тоже производят нечто важное и нужное. Обмен между ними и рабочим есть обмен простого труда на сложный, ничего другого между ними не происходит. Если же признать представителей сложного труда "также эксплуататорами", то что это даёт для решения нашей задачи? Ничего, кроме того, что к одному эксплуататору этим прибавляется ещё несколько. Приведённая только что цитата — это не аргумент, это вообще непонятно к чему сказано.

          "...Капиталист не совсем паразитирует на труде рабочих, ибо есть ещё доход от предпринимательства, то бишь от умения организовать производство, а также и от владения собственностью."

          Здесь сразу спутаны три вида дохода. Если в виду имеются административные функции, то административный труд есть разновидность сложного труда, то есть администратор — тот же трудящийся. Поэтому, если капиталист берёт на себя руководство производством, то за это он получает зарплату, которая к его основным, сугубо "капиталистическим" доходам, не имеет никакого отношения. Если имеется в виду предпринимательская деятельность, то она имеет свой особый источник дохода и этот доход не извлекается ни из труда рабочего, ни из кармана капиталиста, так что и этот вид дохода не имеет отношения к нашей задаче и лучше оставить его в стороне. Остаётся только процент капиталиста, "доход от владения собственностью" — вот его-то и нужно объяснить.

          "Последний доход выплачивается за социально необходимую функцию стабилизации данного строя. Без частной собственности и соответствующего вознаграждения за неё капиталистическое общество просто перестанет существовать. Без этого института в наличии будет другое общество. Не будем сейчас вести спор о прогрессивности того или иного строя. Но ясно, что если мы хотим сохранить капитализм (либо считая его прогрессивным, либо по привычке, либо под идеологическим нажимом, либо ещё по какой-то не важной здесь причине), то должны сохранить и институт частной собственности, а соответственно, и вознаграждение за собственность. Всё это в той или иной мере понимает рабочий и соглашается делиться частью своего рабочего времени с разными слоями общества. Полностью же паразитирующими являются лишь чистые рантье. Но их единицы. А остальные слои общества в большей или меньшей степени выполняют необходимые для общества, а следовательно, и для рабочих, социальные функции." (Эх, гражданин Галиев, жалко, что Маркс Вас не читает!)

          Итак, капиталист рабочего эксплуатирует, а рабочий соглашается на то, чтобы его эксплуатировали, дабы не пошатнулся этот эксплуататорский строй! Но и это ещё не всё. Не переводя духа, Галиев ниспровергает это царство эксплуатации. Оказывается, настоящими эксплуататорами являются только рантье, "но их единицы". "А остальные слои", включая, стало быть и капиталистов, "в большей или меньшей степени выполняют необходимые для общества... социальные функции", то есть ТОЖЕ РАБОТАЮТ, ТОЖЕ ТРУДЯТСЯ. Так что капиталист для рабочего — свой брат, пролетарий! И это называется: Галиев защищает Маркса? Да это Маркса впору защищать от Галиева! Чем я и предлагаю заняться марксистам, если таковые ещё не перевелись.

          Я не считаю нужным далее следовать за Галиевым в его рассуждениях и распутывать всю его путаницу. В конце концов речь должна идти о Марксе, а не о Галиеве. Сказанного более чем достаточно, чтоб сделать выводы. Отмечу лишь ещё один момент.

          "...Усов не до конца разобрался в данной теории. Усов всё время напирает на обмен, в то время как есть ещё и производство. Эквивалентный обмен стоимостей происходит в процессе именно обмена, а созидание стоимости — в процессе производства, в котором и возможна эксплуатация."

          Если устранить фикцию рабочей силы, то на зарплату будет обмениваться труд, а не рабочая сила и это именно обстоятельство СВЯЗЫВАЕТ процесс обмена и производства. Я доказываю, что разрыв обмена и производства ЕСТЬ НЕЛЕПОСТЬ, а Галиев, не разобрав ни одного моего аргумента, "возражает", что моя, мол, ошибка в том, что я СВЯЗЫВАЮ эти два явления:

          "В том и состоит весь фокус, что договорённость об обмене между рабочим и капиталистом происходит до процесса производства, а сам процесс производства от этих договоренностей уже не зависит."

          НЕ ЗАВИСИТ! О чём же они тогда договариваются? Как видим, Галиев продолжает настаивать на той нелепости, что, пока рабочий договаривается с капиталистом о найме, он и капиталист — равноправные граждане правового государства. Но как только договор заключён, так сразу начинается грабёж среди белого дня, и что самое главное, грабёж этот, по мнению Галиева, нисколько не противоречит свободе и равенству. Свобода труда "не зависит" от наёмного рабства. — Вообще, существует ли нелепость, которую не отстаивали бы марксисты, лишь бы она была освящена авторитетом Маркса? Только этот вопрос у меня остаётся в связи со всем вышеизложенным.

          Что же касается упрёка, будто я забываю о производстве, то он несправедлив. О том, что происходит в производстве и как производится прибавочная стоимость, — обо всём этом я пишу во второй статье (см. usoff.narod.ru). Галиеву надо было если не прочесть (раз уж это ему почему-то трудно сделать), то хотя бы просмотреть, о чём там идёт речь, дабы не тратить лишние слова и не выдвигать незаслуженные упрёки.

возврат каталог содержание дальше
Адрес электронной почты: library-of-materialist@yandex.ru