Вадим Протасенко

          С момента своего создания и по настоящее время теория относительности многократно становилась объектом критики — если не как средоточие полного солипсизма, то во всяком случае как теория, содержащая в себе элементы данной экстремально субъективистской концепции. В представлении многих людей, лишь поверхностно знакомых с некоторыми утверждениями специальной теории относительности, последняя отрицает существование объективного Мира. Который оказывается в ней вовсе не объективным, а зависимым от наблюдателя. Нападки на теорию относительности со стороны лиц, плохо в ней разбирающихся, начались практически с того момента, как данная теория приобрела известность у широкой публики.

          Так, ещё в 1920 году Эйнштейн был вынужден опубликовать статью "Мой ответ. По поводу антирелятивистского акционерного общества", поводом для написания которой послужило создание в Германии общества под названием "Рабочее объединение немецких естествоиспытателей". Целью данного общества стало развенчание теории относительности в глазах неспециалистов. Представители этого общества (и, в частности, некий господин Герке) выступали с публичными лекциями, на одной из которых и довелось побывать Эйнштейну. Привожу характерную цитату из статьи Эйнштейна:

          "Г-н Герке утверждает, будто теория относительности ведёт к солипсизму; подобное утверждение каждый знаток сочтёт за шутку. При этом г-н Герке опирается на известный пример двух часов (или близнецов), из которых одни проделывают замкнутый путь относительно инерциальной системы, а другие покоятся. Он утверждает, хотя лучшие знатоки теории уже неоднократно опровергли это устно и письменно, будто теория ведёт в этом случае к действительно бессмысленному результату: каждые из двух покоящихся часов отстают относительно других. Я могу это рассматривать только как попытку намеренно ввести в заблуждение слушателей из неспециалистов" (А.Эйнштейн, Полное собрание сочинений т. 1, изд. "Наука", Москва 1965 г. стр. 694)

          В нашей стране нападки на взгляды создателей теории относительности, то бишь обвинения её авторов в идеализме, в солипсизме, в фидеизме и в тому подобных "измах" начались с работы В.И.Ленина 1909 года "Материализм и эмпириокритицизм". По-видимому, в то время Ленин не был знаком с работами Эйнштейна (тогда ещё малоизвестного физика), равно как, видимо, и с работами в области теории относительности французского физика Анри Пуанкаре, считающимися сегодня наряду с работами Эйнштейна основополагающими трудами по теории относительности. В работе Ленина критике подверглись гносеологические взгляды Пуанкаре, изложенные им в статье "Ценность науки". Ленин объявил Пуанкаре "крупным физиком и мелким философом", учение которого "достаточно только отметить и пройти мимо". Ленин обвинил Пуанкаре в том, что тот "чисто субъективистски уничтожает объективную истину"; "суть дела "оригинальной" теории Пуанкаре", — написал Ленин, — "сводится к отрицанию (хотя он далеко не последователен) объективной реальности и объективной закономерности природы". Такой отзыв будущего вождя революции никак не мог способствовать изучению и пониманию взглядов великого физика последующими поколениями советских учёных.

          Потому сейчас, прежде чем начинать разбираться в сути теории относительности, стоит попытаться понять гносеологические взгляды её авторов, что я и предлагаю сделать. Отрицали ли Эйнштейн и Пуанкаре существование объективного мира?

          Знакомство с общефилософскими взглядами данных физиков, выраженными ими в ряде научных работ и популярных статей, позволяет мне дать отрицательный ответ на этот вопрос — то есть ни Пуанкаре, ни Эйнштейн не были солипсистами ни на йоту.

          Вот, например, что написал Пуанкаре об объективности мира в статье "Наука и реальность":

          "Гарантией объективности мира, в котором мы живём, служит общность этого мира для нас и для других мыслящих существ. Посредством сношений, происходящих с другими людьми, мы получаем от них готовые умозаключения: мы знаем, что эти умозаключения не исходят от нас, и в то же время мы признаём их произведением мыслящих существ, подобных нам. И поскольку эти умозаключения представляются приложенными к миру наших ощущений, то мы считаем себя вправе заключить, что эти мыслящие существа видели то же, что и мы; отсюда мы узнаём, что не грезим. Таково, следовательно, первое условие объективности: что объективно, то должно быть обще многим умам и, значит, должно иметь способность передаваться от одного к другому; а поскольку эта передача может происходить лишь "дискурсивным" путём (который внушает такое недоверие Леруа), то мы вынуждены сделать заключение: путь к объективности есть путь общения посредством речи (рассуждений, логики) ^*** ".

          Как видно из приведённой цитаты, Пуанкаре признавал существование объективного Мира, но исходил из того, что о существовании этого Мира мы узнаём по собственным ощущениям (которые суть "отражения", используя терминологию Энгельса), объективную истинность которых мы познаём в общении с другими субъектами, в сравнении наших ощущений. Такой подход не имеет никакого отношения к субъективизму (как попытался представить это дело Ленин). И всякий здравомыслящий человек должен признать подход Пуанкаре вполне разумным. Ведь раз единый для всех субъектов, объективный и, если угодно, материальный Мир вне субъектов существует, то сам размышляющий о мире субъект в качестве пищи для размышлений имеет не элементы этого Мира, а лишь их отражение (восприятие), сформированное в его сознании органами чувств. И об этом при формировании в нашей голове картины объективного мира никогда не следует забывать.

          Не забывал об этом и Эйнштейн:

          "С помощью речи различные люди могут до некоторой степени сравнивать свои ощущения. При этом выясняется, что некоторые чувственные восприятия различных индивидуумов находятся в соответствии друг с другом, тогда как для других чувственных восприятий такого соответствия установить нельзя. Мы привыкли считать реальными такие чувственные восприятия, которые совпадают у различных индивидуумов и которые являются поэтому до известной степени внеличными. С такими чувственными восприятиями имеют дело естественные науки и, в частности, наиболее фундаментальная из них — физика. Представление о физическом теле, в частности, о твёрдом теле, является относительно устойчивым комплексом таких чувственных восприятий" (А.Эйнштейн, "Принстонские лекции" (1954 год) Изд. "Институт компьютерных исследований" 2002 г. стр. 12).

          Эх, жаль, что Ленин не дожил до публикации этих мыслей Эйнштейна, а то он и Эйнштейна живо записал бы в какие-нибудь "исты" после приведённых выше заявлений последнего о том, что естественные науки имеют дело с чувственными восприятиями. Однако при внимательном разборе слов Эйнштейна с ними вполне можно согласиться. Эйнштейн исходил из того, что разум каждого познающего мир субъекта имеет дело с собственными чувственными восприятиями, а потому разум наблюдает связи именно между этими восприятиями, откуда уже делает заключения о существовании связей и между объектами мира, вызвавшими эти восприятия. Также обращаю внимание на тот факт, что Эйнштейн вовсе не считал, что физическое тело есть будто бы всего лишь комплекс наших ощущений (что было бы субъективизмом) — нет, он написал о том, что устойчивым комплексом чувственных восприятий является не само физическое тело, а именно представление о нём.

          Впрочем, вернусь к взглядам Пуанкаре. Пуанкаре утверждал, что мы в процессе общения не можем передать друг другу сами наши ощущения, что мы можем передать друг другу лишь обозначение некоего ощущения или комплекса ощущений. "Ощущения другого индивида будут для нас навечно закрытым миром. У нас нет никакого средства удостовериться, что ощущение, которое я выражаю словом "красное", есть то же самое, которое связывается с этим словом у соседа", — написал Анри Пуанкаре в работе "Наука и реальность". Но вот то, что мы действительно можем передавать от индивида к индивиду, утверждал Пуанкаре, так это информацию о связях между нашими ощущениями. "Мы должны тем не менее допустить, что объективно (из наших ощущений и представлений — уточняю я) лишь то, что поддаётся передаче, и, следовательно, что объективную ценность могут иметь одни только отношения между ощущениями", — написал Пуанкаре в той же своей работе. Этими рассуждениями Пуанкаре пытался дать более точный критерий объективного в ощущениях. Согласно Пуанкаре, объективным (то есть соответствующим объективному миру) в наших впечатлениях от мира являются вовсе не сами ощущения, а информация о связях между ощущениями. Этот вывод Пуанкаре получил своё дальнейшее развитие в статье "Наука и гипотеза":

          "Теперь, как и раньше, уравнения Френеля показывают нам наличие такого-то отношения между одной вещью и некоторой другой вещью; но только то, что мы прежде называли движением, теперь называем электрическим током. Однако названия эти были просто образными выражениями, мы подставляем их вместо реальных предметов, которые природа навсегда утаила от нас. Истинные отношения между этими реальными предметами представляют собой единственную реальность, которую мы можем постигнуть."

          Обращаю внимания на то, что, согласно Пуанкаре, отношения между предметами (лучше написать "вещами") суть не единственная реальность, что сами вещи суть тоже реальность, просто отношения между вещами — это единственная реальность, которую мы можем познать.

          "Действительно ли некоторое периодическое явление (например, электрическое колебание) представляет собой результат колебательного движения какого-то атома; действительно ли этот атом, как маятник, перемещается в том или ином направлении — это и не известно с достоверностью, и не интересно, — отметил Пуанкаре в той же статье "Наука и гипотеза. — Но что между электрическим колебанием, движением маятника и всеми периодическими явлениями существует внутреннее, глубоко реальное родство, что это родство, это подобие или — ещё лучше — этот параллелизм простирается до мельчайших подробностей, что он является следствием более общих принципов — принципа сохранения энергии и принципа наименьшего действия, — это мы можем утверждать; это — истина, которая навсегда останется одной и той же, в какую одежду нам ни заблагорассудилось бы её облечь."

          А вот какую роль в познании объективного мира Пуанкаре отводил опыту:

          "Опыт — единственный источник истины: только опыт может научить нас чему-либо новому, только он может вооружить нас достоверностью. Эти два положения никто не может оспорить" (А.Пуанкаре "Наука и гипотеза").

          Не правда ли, это вполне материалистический взгляд (в особенности, при условии того, что Пуанкаре признавал существование объективного мира), если никаким знаниям "из себя" Пуанкаре не оставлял места? Но, отдавая должное опыту, Пуанкаре, тем не менее, предостерегал:

          "Одного твёрдого намерения руководствоваться опытом ещё не достаточно; этим ещё не исключена возможность влияния опасных гипотез; такими в особенности являются те, которые вводятся неосознанно, принимаются молчаливо, почему мы и не можем от них избавиться. Здесь-то и обнаруживается ещё одна услуга, которую может оказать математическая физика. По свойственной ей точности она вынуждает нас формулировать все гипотезы, которые мы иначе могли бы допустить, сами не подозревая этого" (А.Пуанкаре "Наука и гипотеза").

          Нужно запомнить и эти слова учёного. Пуанкаре предостерегал от именно бездумного, от некритичного упования на опыт как на истинную реальность, ибо любое обобщение опыта есть подспудное введение множества зачастую неосознаваемых гипотез. А потому, чтобы иметь ясную картину мира, нужно чётко формулировать все вводимые при обобщении опыта гипотезы. Об этом я ещё напомню в дальнейшем при анализе понятия времени и одновременности, а пока обращаю внимание читателя на ту роль, которую Пуанкаре отводил математике в физических теориях. В особенности интересным показалось мне мнение Пуанкаре о роли математических уравнений в физических теориях, поэтому я приведу более полную цитату из статьи Пуанкаре "Наука и гипотеза":

          "Казалось, не было теории более прочной, чем теория Френеля, которая рассматривала свет как движение в эфире. Однако теперь ей предпочитают теорию Максвелла. Значит ли это, что труды Френеля были бесполезны? Нет, ибо Френель не ставил своей целью узнать, существует ли реально эфир, имеет ли он атомистическое строение, так ли или иначе движутся его атомы; у Френеля цель была иная — предвидеть оптические явления. А этому требованию теория Френеля удовлетворяет теперь точно так же, как и до Максвелла. Её дифференциальные уравнения всегда верны; способы интегрирования их всегда одни и те же, и получающиеся отсюда интегралы всегда сохраняют своё значение. Пусть не говорят, что мы таким образом низводим физические теории до степени простых практических рецептов. Уравнениями выражаются отношения, и если уравнения остаются справедливыми, то это означает, что и эти отношения сохраняют свою реальность.

          Теперь, как и раньше, уравнения Френеля показывают нам наличие такого-то отношения между одной вещью и некоторой другой вещью; но только то, что мы прежде называли движением, теперь называем электрическим током. Но названия эти были просто образными выражениями, мы подставляем их вместо реальных предметов, которые природа навсегда утаила от нас. Истинные отношения между этими реальными предметами представляют собой единственную реальность, которую мы можем постигнуть; единственное условие состоит в том, чтобы те же самые отношения имели место как между этими предметами, так и между образными выражениями, которыми нам пришлось их заместить. Раз отношения нам известны, то уже не существенно, какое образное выражение мы считаем удобным применить."

          Итак, реальность, которую мы, люди, можем познать — это не сами вещи, а именно отношения между вещами (и Пуанкаре не путал отношения между вещами с отношениями между образными выражениями, которыми мы, люди, заменяем реальные вещи), а уравнения — это не что иное, как содержание данных отношений, записанное на точном языке математики. Уравнения не подменяют собой реальность — они всего лишь способ сформулировать содержание отношений, наблюдаемых в реальности, на одном из языков, понятных человеку, но более точном, чем иные языки.

          При рассмотрении гносеологических взглядов Пуанкаре, конечно же, нельзя обойти стороной его представления о конвенциональности законов Природы, которые формулирует человек. Эти представления Пуанкаре, замечу, не имеют никакого отношения к субъективизму, то есть к отрицанию существования объективного мира или объективных закономерностей в нём. Но, чтобы глубже понять позицию Пуанкаре в этом вопросе, лучше всего рассматривать её на конкретных примерах. И я намерен сделать это в следующей своей заметке, посвящённой анализу понятия одновременности событий и процедуре измерения времени.